Как Владимир-князь да стольнокиевский
Поразгневался на Илью Муромца,
Засадил его во погреб во холодный
Да на три года поры-времени;
А у славного у князя у Владимира
Как была-то дочь разумница,
Она видит это дело немилое,
Приказала сделать ключи поддельные,
Приказала она в погреб во холодный
Снести перины да подушечки пуховые,
Она ествушку поставить хорошую
И одежду сменить новой старую
Тому казаку да Илье Муромцу,
А Владимир-князь про то не ведает!
И решил собака Кáлин-царь идти на Киев-град,
Разорить он хочет стольный Киев-град,
Чернь-мужичков он всех повырубить,
Божьи церкви все на дым пустить,
Князю-то Владимиру да голову срубить,
Да со той Апраксой-королевичной;
Посылает тут собака Калин-царь посланника,
А посланника во стольный Киев-град,
И дает он ему грамоту посольскую,
Дает грамоту — сам наказывает:
«Будешь ты, посланник, в стольном Киеве,
Да у славного у князя у Владимира,
Сам поди-ка ты в палату белокаменную;
Как пройдешь палатой белокаменной
Да войдешь в столовую во горенку,
На пяту ты дверь да пораспахивай,
Не снимай ты шапки со головушки!
Подходи-ка ты ко столику к дубовому,
Становись-ка супротив князя Владимира,
Положи-ка грамоту на золот стол,
Говори-ка князю ты Владимиру:
„Ты Владимир-князь да стольнокиевский,
Ты бери-ка грамоту посольскую,
Ты смотри, что в грамоте написано:
Очищай-ка ты все улочки стрелецкие,
Все великие дворы да княженецкие
По всему-то городу по Киеву!
А по всем по улицам широким
Да по всем-то переулкам княженецким
Наставь сладких хмельных напиточков,
Чтоб стояли бочка-о-бочку близко-пóблизку,
Чтобы было у чего стоять царю-то Калину
Со своими-то войсками со великими
Во твоем во городе в Киеве!”»
Приезжал посланник в стольный Киев-град,
Подавал ту грамоту посольскую;
Как Владимир-князь да стольнокиевский
Брал он грамоту посольскую
И смотрел, что в грамоте написано:
А что велено очистить улицы стрелецкие,
Все великие дворы да княженецкие
Да наставить сладких хмельных напиточков
Как по всем по улицам широким
Да по всем-то переулкам княженецким!
Тут Владимир-князь да стольнокиевский —
Он садился, князь, да на червлёный стул,
Он писал грамоту повинную:
«Ай же ты, собака да и Калин-царь!
Дай-ка ты поры-времечка да три года,
Три года дай да и три месяца,
И три месяца да еще три дня —
Мне очистить улицы стрелецкие,
Все великие дворы княженецкие,
Накурить 5 мне сладких хмельных напиточков
Да наставить по всему по городу по Киеву
Да по всем-то улицам широким,
По всем-то славным переулкам княженецким».
Отсылает эту грамоту повинную,
Отсылает он собаке царю Калину.
А и собака тот да Калин-царь,
Дал ему он поры-времечка да три года,
Да три года дал и три месяца,
И три месяца да еще три дня;
Еще день за днем как дождь дождит,
А неделя за неделей как река бежит —
Прошло поры-времечка да три года,
А три года да три месяца,
А три месяца да еще три дня:
Тут подъехал ведь собака Калин-царь,
Он подъехал ведь под Киев-град
Со своими со войсками со великими;
Тут Владимир-князь да стольнокиевский,
Он по горенке да стал похаживать,
С ясных очушек ронять слезы горючие,
Шелковым платком князь утирается,
Говорит Владимир-князь да таковы слова:
«Нет жива-то старого казака Ильи Муромца,
Некому стоять теперь за веру, за отечество,
Некому стоять за церкви да за Божии,
Некому стоять за стольный Киев-град,
Некому сберечь князя Владимира
Да и той Апраксы-королевичны!»
Говорит ему любима дочь да таковы слова:
«Ай ты батюшка Владимир-князь наш стольнокиевский!
Жив ведь старый казак да Илья Муромец,
Жив ведь он во погребе во холодном!»
Тут Владимир-князь да стольнокиевский,
Он скорёшенько берет да золоты ключи
Да идет во погреб во холодный,
Отмыкает погреб он скорёшенько
И подходит ко решеткам ко железным;
Растворил как он решетки да железные —
А там старый казак да Илья Муромец!
Он во погребе сидит — сам не старится,
Там перинушки, подушечки пуховые,
Ествушка поставлена хорошая,
А одёжица на нем да вся новая!
Князь берет Илью за ручушки за белые,
За его за перстни за злачёные,
Выводил его из погреба холодного,
Приводил его в палату белокаменную,
Становил-то он Илью да супротив себя,
Целовал в уста его во сахарны,
Заводил его за столики дубовые,
Да садил Илью подле себя,
И кормил его он ествушкой сахарною,
Да поил-то питьицем медвяным,
Говорил-то он Илье да таковы слова:
«Ай же старый ты казак да Илья Муромец!
Наш Киев-град ныне в полоне стоит:
Окружил собака Калин-царь наш Киев-град
Он своими войсками да великими!
А постой-ка ты за веру, за отечество,
И постой-ка ты за славный Киев-град,
Да постой-ка ты за князя за Владимира,
Да постой-ка за Апраксу-королевичну!»
Как тут старый казак да Илья Муромец,
Выходил он из палаты белокаменной,
Шел по городу он да по Киеву,
Заходил в свою палату белокаменную,
Да позвал с собою он паробка любимого;
Шел со паробком да со любимым
На свой на славный на широкий двор,
Заходил он во конюшенку стоялую,
Посмотрел добра коня он богатырского,
Говорил Илья да таковы слова:
«Ай же ты мой паробок любимый,
Хорошо держал коня ты богатырского!»
Выводил добра коня с конюшенки стоялой он
А и на тот на славный на широкий двор,
А и тут старый казак да Илья Муромец —
Стал добра коня да он засёдлывать:
На коня накладывает потничек,
А на потничек накладывает войлочек,
Потничек он клал да ведь шелковенький,
А на потничек накладывал надпотничек,
На надпотничек седёлко клал черкасское,
А черкасское седёлышко — всё новое,
И подтягивал двенадцать подпруг шелковых,
Стремена накладывал булатные,
Пряжечки накладывал он красна золота,
Да не для красы-угóжества —
Ради крепости всё богатырскоей:
Еще подпруги шёлковы тянутся — не рвутся,
А булат-железо гнётся — не ломается,
Пряжечки да красна золота —
Они мокнут, да не ржáвеют!
И садился тут Илья да на добра коня,
Брал с собой доспехи крепки богатырские:
Брал он палицу булатную,
Брал копье он мурзамецкое,
А еще брал саблю вострую,
Брал шалыгу подорожную,
И поехал он из города из Киева.
Выехал Илья да во чисто поле,
И подъехал он к войскам татарским —
Посмотрел на войско на татарское:
Нагнано-то силы много-множество!
Как повыскочил он нá гору высокую,
Посмотрел на все четыре стороны,
Посмотрел на силушку татарскую —
Конца-края силушки увидать не смог!
Он спустился с той горы с высокой
И поехал по раздольицу чисту полю,
Приезжал Илья ко шатрам ко белым;
Как сходил Илья да со добра коня,
Как у тех шатров у белых,
А стоят там кони богатырские
Да едят пшеницу белоя́ровую,
Говорит Илья да таковы слова:
«Поотведать мне-ка счастия великого!»
Он накинул поводья шелкóвые
На добра коня на богатырского,
Да пустил коня ко шатрам ко белым:
«А и допустят ли кони богатырские
Моего коня да богатырского
Поесть пшеницу белояровую?»
Его добрый конь грудью идет,
А идет есть пшеницу белояровую!
Тут старый казак да Илья Муромец,
И пошел он да во бел шатер;
В том белом шатре двенадцать богатырей,
И богатыри все святорусские!
Они сели хлеба-соли кушати,
А и сели-то они да пообедати;
Говорит Илья да таковы слова:
«Хлеб да соль, богатыри святорусские,
А и крёстный ты мой батюшка,
А Самсон да ты Самойлович!»
Говорит ему да крёстный батюшка:
«А и поди ты, крестничек любимый мой,
Ты старый казак да Илья Муромец,
А садись-ка с нами пообедати!»
И он встал да на резвы ноги,
С Ильей Муромцем да поздоровался,
Поздоровались они, поцеловалися;
Посадил он Илью Муромца за единый стол
Хлеба-соли их покушати —
Их двенадцать-то богатырей,
Илья Муромец да он тринадцатый…
Они пóпили, поели, пообедали,
Выходили из-за стола из-за дубового,
Говорил им старый казак да Илья Муромец:
«Крёстный ты мой батюшка Самсон Самойлович,
И вы, русские могучие богатыри,
Вы седлайте-ка добрых коней,
Поезжайте-ка во раздольице во чисто поле,
Под тот под славный стольный Киев-град:
Как под нашим-то под городом под Киевом
А стоит собака Калин-царь,
Он стоит со войском со великим,
Разорить он хочет стольный Киев-град,
Чернь-мужиков он всех повырубить,
Божьи церкви все на дым пустить,
Князю-то Владимиру да со Апраксой-королевичной
Он срубить хочет буйны головы!
Вы постойте-ка за веру, за отечество,
Вы постойте-ка за славный стольный Киев-град,
Вы постойте-ка за церкви да за Божии,
Вы постойте-ка за князя за Владимира
И со той Апраксой-королевичной!»
Говорит ему Самсон Самойлович:
«Ай же крестничек любимый мой,
Старый ты казак да Илья Муромец!
Мы не будем да и коней седлать,
Не поедем мы во чисто поле,
Да не будем мы стоять за веру, за отечество,
Да не будем мы стоять за стольный Киев-град,
Да не будем мы беречь князя Владимира
Да и со той Апраксой-королевичной!
У него есть много князей да бояр,
Кормит их и поит да и жалует,
Ничего нам нет от князя от Владимира!»
Тут старый казак да Илья Муромец,
Он как видит, что дело ему не пó люби,
Выходил-то он, Илья, да из бела шатра,
Приходил-то он к добрý коню да богатырскому,
Брал его за поводья шелкóвые,
Отводил от шатра от белого,
А от той пшеницы белояровой,
Да садился Илья на добра коня,
Он поехал по раздольицу чисту полю
И подъехал ко войскам ко татарским;
Не ясен сокол напускается на гусей, на лебедей
Да на малых перелётных серых утушек —
Напускается богатырь святорусский
А на ту ли на силу на татарскую!
Он пустил коня да богатырского
Да поехал ли по той по силушке татарской,
Стал он силушку конем топтать,
Стал конем топтать, копьем колоть,
Стал он бить ту силушку великую,
А он силу бьет, будто траву косит!
Его добрый конь да богатырский
Провещал языком человеческим:
«Ай же славный богатырь святорусский,
Хоть наступил ты на силу на великую,
Не побить тебе той силушки великой:
Нагнано у собаки царя Калина,
Нагнано той силы много-множество,
И у него есть сильные богатыри!
У него, собаки царя Калина,
Сделаны как три подкопа глубокие
Да во славном во раздольице чистом поле!
Когда будешь ездить по тому раздольицу,
Будешь бить ты силу ту великую,
Попадем мы в подкопы во глубокие —
Так из первых подкопов я-то выскочу
Да тебя оттуда я-то вынесу;
Попадем мы в подкопы-то в другой раз —
И оттуда я-то выскочу,
И тебя оттуда я-то вынесу;
Попадем мы в подкопы в третий раз —
А ведь тут-то я-то выскочу,
Да оттуда я тебя не вынесу,
Ты останешься в подкопах во глубоких!»
Еще старому казаку Илье Муромцу,
Ему дело это не понравилось,
И берет он плетку шёлкову в белы́ руки,
И он бьет коня да по крутым ребрам,
Говорит он коню да таковы слова:
«Ай же ты собачище-изменщик конь,
Я тебя кормлю, пою да ухаживаю,
А ты хочешь меня оставить во чистом поле,
Да во тех подкопах во глубоких!»
И поехал Илья по раздольицу чисту полю
И ту силушку татарскую великую
Стал конем топтать да и копьем колоть;
И он бьет ту силу, как траву косит,
У Ильи-то сила не уменьшается,
На добром коне сидит Илья — не старится!
И попал он во подкопы во глубокие —
Его добрый конь оттуда выскочил,
Конь как выскочил и Илью вынес;
Он пустил коня да богатырского
По тому раздольицу чисту полю
На ту силушку великую татарскую,
Стал конем топтать да копьем колоть;
И он бьет ту силу, как траву косит,
У Ильи-то силы меньше не становится,
На добром коне сидит Илья — не старится!
И просел он с конем да богатырским,
И попал он во подкопы-то в другой раз —
Его добрый конь оттуда выскочил,
Конь как выскочил и Илью вынес;
И он пустил коня да богатырского
По тому раздольицу чисту полю
На ту силушку великую татарскую,
Стал конем топтать да и копьем колоть;
Он бьет ту силу, как траву косит,
У Ильи-то силы меньше не становится,
На добром коне сидит Илья — не старится!
И попал он во подкопы в третий раз,
Он просел с конем в подкопы те глубокие —
Его добрый конь да богатырский
Еще из третьих-то подкопов он да выскочил,
Конь выскочил, а Илью не вынес уж;
Упал Илья да со добра коня,
И остался он в подкопе во глубоком!
Тут пришли татары нечестивые,
Да хотели захватить они добра коня;
Его конь-то богатырский им и не дался,
Убежал-то добрый конь да во чисто поле!
Нападали татары нечестивые
На старого казака Илью Муромца,
И сковали ему ножки резвые,
И связали ему ручки белые,
Говорили татары таковы слова:
«Отрубить ему да буйную головушку!»
Отвечают им други́ татарове:
«А и не надо ему рубить буйной головы,
Мы сведем Илью к царю Калину,
Что он хочет, то над ним и сделает».
Повели Илью да по чисту полю
А ко тем шатрам да полотняным,
Приводили ко шатру полотняному,
Привели его к собаке царю Калину,
Становили супротив собаки царя Калина,
Говорили татары таковы слова:
«Ай же ты собака да наш Калин-царь!
Захватили мы да старого казака Илью Муромца
Да во тех-то во подкопах во глубоких
И привели к тебе, к собаке царю Калину,
Что ты знаешь, то над ним и сделаешь!»
Тут собака Калин-царь говорил Илье:
«Ай ты старый казак Илья Муромец,
Тебе где-то одному побить силу великую!
Вы раскуйте-ка Илье ножки резвые,
Развяжите-ка Илье ручки белые!»
И расковали ему ножки резвые,
Развязали ему ручки белые;
Говорил собака Калин-царь таковы слова:
«Ай же старый казак да Илья Муромец!
Да садись-ка ты со мной за единый стол,
Ешь-ка ествушку мою сахарную,
Пей-ка пи́тьица мои медвя́ные,
Одевайся ты в мою одежду драгоценную,
И держи-ка мою золоту казну,
Золоту казну держи по надобью 6;
Да не служи-ка ты князю Владимиру,
А служи-ка ты собаке царю Калину!»
Говорил Илья да таковы слова:
«А не сяду я с тобой да за единый стол,
Не буду есть твоих ествушек сахарных,
Не буду пить твоих питьицев медвяных,
Не буду носить твои одежды драгоценные,
Не буду держать твоей бессчетной золотой казны,
Не буду служить тебе, собаке царю Калину!
Еще буду стоять я за веру, за отечество,
Буду стоять за стольный Киев-град,
Буду стоять за князя за Владимира
И со той Апраксой-королевичной!»
Тут старый казак да Илья Муромец
Он выходит из шатра полотняного
Да ушел в раздольице во чисто поле,
Да теснить стали его татары поганые,
Хотят обневолить старого казака Илью Муромца!
А у старого казака Ильи Муромца
При себе да не случилось доспехов крепких,
Нечем-то ему татарам да противиться;
Старый казак да Илья Муромец,
Видит он — дело немилое,
Схватил он татарина за ноги
Да и стал татарином помахивать,
Стал он бить татар татарином,
И от него татары стали бегати;
И прошел он сквозь всю силушку татарскую,
Вышел он в раздольице чисто поле,
Бросил он татарина да в сторону;
Тут идет он по раздольицу чисту полю,
При себе-то нет коня да богатырского,
При себе-то нет доспехов крепких!
Засвистал в свисток Илья как богатырский,
Услыхал его добрый конь да во чистом поле,
Прибежал он к старому казаку Илье Муромцу!
Еще старый казак да Илья Муромец,
Как садился он на добра коня
И поехал по раздольицу чисту полю,
Выскочил он нá гору на высокую,
Посмотрел под восточную он сторону:
А под той ли под восточной под сторонушкой,
А у тех ли у шатров у белых,
Стоят добры кони богатырские;
А тут старый казак да Илья Муромец,
Опустился он да со добра коня,
Брал тугой свой лук разрывчатый,
Натянул тетивочку шелкóвенькую,
Наложил он стрелочку калёную
И пустил ту стрелочку во бел шатер,
Говорил Илья да таковы слова:
«А лети-ка, стрелочка калёная,
А лети-ка, стрелочка, во бел шатер,
Да сыми-ка крышу со бела шатра,
Да пади-ка, стрелка, на белы груди
К моему ко батюшке ко крёстному,
И скользни-ка по груди по белой,
Сделай-ка царапину да маленькую,
Маленькую царапинку, невеликую;
Он и спит там, прохлаждается,
А мне здесь-то одному да мало можется!»
Он спустил тети́вочку шелкóвую,
Да пустил он стрелочку калёную,
Да просвистнула та стрелочка калёная
Да во тот во славный да во бел шатер;
Она сняла крышу со бела шатра,
Пала она, стрелка, на белы груди
Ко тому ли-то Самсону ко Самойловичу;
По белой груди стрелочка скользнула,
Сделала она царапинку-то маленькую,
Тут славный богатырь Самсон Самойлович,
Пробудился-то Самсон от крепка сна,
Он скорёшенько вставал на резвы́ ноги,
Говорил Самсон да таковы слова:
«Ай же славные богатыри вы святорусские,
Вы скорёшенько седлайте-ка добры́х коней!
Мне от крестничка да от любимого
Прилетели-то подарочки да нелюбимые:
Долетела стрелочка калёная
Через мой-то славный бел шатер,
Она крышу сняла да со бела шатра,
Да скользнула-то стрелка по белой груди,
Она царапинку дала да невеликую:
Пригодился мне, Самсону, крест на вороте,
Крест на вороте шести пудов,—
Коли бы не крест на моей груди,
Оторвала бы мне буйну голову!»
Тут богатыри все святорусские,
Садились они на добрых коней
И поехали раздольицем чистым полем
Ко тому ко городу ко Киеву,
Ко тем они силам татарским;
А со той горы да со высокой
Усмотрел старый казак да Илья Муромец —
А то едут ведь богатыри чистым полем,
А то едут ведь да на добрых конях,
И пустился он с горы высокой,
И подъехал он к богатырям ко святорусским:
Их двенадцать-то богатырей — Илья тринадцатый!
И приехали они ко силушке татарской,
Припустили как коней богатырских,
Стали бить ту силушку татарскую;
Притоптали силушку великую
И приехали к шатру полотняному,
Сидит собака Калин-царь в шатре полотняном,
Говорят богатыри да святорусские:
«А срубить-то буйную головушку
Тому ли собаке царю Калину!»
Говорит старый казак да Илья Муромец:
«А зачем рубить ему буйну голову?
Мы свезем его во стольный Киев-град
Да ко славному ко князю ко Владимиру!»
Привезли его, собаку царя Калина,
А во тот во славный Киев-град,
Привезли его в палату белокаменную
Да ко славному ко князю ко Владимиру;
Тут Владимир-князь да стольнокиевский
Он берет собаку за белы руки
И сажал собаку за столики дубовые,
Кормил его éствушкой сахарною
Да поил-то пи́тьицем медвя́ным;
Говорит ему собака Калин-царь таковы слова:
«Ай же ты Владимир-князь да стольнокиевский,
Не руби-ка мне ты буйну голову!
Мы напишем меж собою договóры великие:
Буду тебе платить дани веки вечные!»
А тут той старинке и славу поют,
На том старинка и кончилась!
Оставьте первый комментарий