Спородила Добрыню родна матушка,
Возрастила до полного до возраста;
Стал молоденький Добрынюшка Никитич
На добром коне во чисто поле поезживать,
Стал он малых змеёнышей потаптывать!
Приезжал Добрыня из чистá поля,
И сходил-то он со добрá коня,
И он шел в свою палату в белокаменную,
Проходил он во столовую во горенку,
Ко своей ко родной он ко матушке;
Говорила тут Добрыне родна матушка:
«Ай же, свет, мое чадо любимое,
Ты молоденький Добрынюшка Никитич!
На добром коне во чисто поле ты поезживаешь
Да ты малых змеенышей потаптываешь;
А не езди-ка ты, дитятко, дáлече,
Да ты далёко-далече во чисто поле,
Ко тем славным горам да к Сорочинским,
Да ко тем норам да ко змеиным,
Не топчи-ка ты там малых змеенышей,
Не входи-ка ты во норы во змеиные,
Не пускай-ка полóнов оттуда русских!
И не езди-ка ты, дитятко, к Пучай-реке,
Как Пучай-река — река свирепая,
Во Пучай-реке три струйки быстрые:
А и первая струечка быстры́м-быстра,
А вторая струечка еще быстрей,
А и третья струйка как огонь сечет!»
Тут молоденький Добрынюшка Никитич
Родной матушки-то он не слушается,
Выходил он из столовой своей горенки
Да во славные палаты белокаменные,
Надевал одёжицу снарядную,
Выходил он из палаты белокаменной
Да на свой на славный на широк на двор,
Заходил он во конюшенку стоялую,
Брал добра коня он богатырского,
Брал добрá коня Добрынюшка, засёдлывал;
А и садился-то Добрыня на добра коня,
Да с собою брал он палицу булатную,
А не ради драки он великой,
А он брал-то для потехи молодецкой!
Тут повыехал Добрынюшка в чисто поле
На добром коне на богатырском,
Тут он ездил целый день с утра до вечера
Да по славну по раздольицу чисту полю,
Похотелось молодому-то Добрынюшке,
Ему съездити во далече чисто поле,
Да ко тем горам ко Сорочинским,
Да ко тем норам да ко змеиным,
И пустил он коня да богатырского,
И поехал по раздольицу чисту полю!
А и день за днем — будто дождь дождит,
А неделя за неделей — как река бежит,
А и день он едет по красному по солнышку,
А и ночь едет по светлому по месяцу;
Приезжал он ко горам да к Сорочинским,
Стал он ездить по раздольицу чисту полю,
Он-то ездил целый день с утра до вечера —
Потоптал он много-множество змеенышей!
И услышал тут молоденький Добрынюшка:
Его добрый конь да богатырский,
А и стал на ноги да конь припадывать;
И поехал тут молоденький Добрынюшка
От тех славных от гор от Сорочинских,
Да от тех от нор-то от змеиных,
Да поехал-то Добрыня в стольный Киев-град;
А и день за днем — будто дождь дождит,
А неделя за неделей — как река бежит,
А и день он едет по красному солнышку,
А и ночь едет по светлому по месяцу,
Он повыехал в раздольице чисто поле,
Захотелося Добрынюшке к Пучай-реке,
Посмотреть на славную Пучай-реку;
Тут он ехал по раздольицу чисту полю,
Да приехал он ко славной ко Пучай-реке,
Становил коня он богатырского,
Да сходил Добрыня со добра коня,
Посмотрел на славную Пучай-реку;
Захотелось тут Добрыне покупатися,
Покупатися во славной во Пучай-реке,
Он одежицу с себя сымал всю дóнага
И пошел купаться во Пучай-реку;
Переплыл Добрыня перву струечку,
Переплыл Добрыня другу струечку,
Переплыл-то он Пучай-реку от бережка до бережка!
Захотелось тут Добрынюшке понырять еще,
Понырять во славной во Пучай-реке…
Как на эту пору, на то времечко
Издалеча-далекá — из чиста поля,
Из-под западной из-под сторонушки
Да не дождь дождит, да не гром гремит,
А и не гром гремит — шум велик идет:
Налетел на Добрыню Змéище,
Налетел на него Горы́нище,
А и Змéище Горынище о трех головах,
О двенадцати оно о хоботах!
Налетел на молодого Добрынюшку,
Говорил-то Змеище таковы слова:
«А теперь ты, Добрынюшка, в моих руках,
А в моих руках да в моей воле!
А что я похочу, то над тобой и сделаю:
Похочу — Добрынюшку в полон возьму,
Похочу — Добрынюшку огнем пожгу,
Похочу — Добрынюшку в себя пожру!»
А у того ли молодого у Добрынюшки
Его сердце богатырское не ужáхнулось,
Он горазд был плавать по быстрым рекам —
Да и нырнул-то он от бережка ко бережку,
Да и от другого от бережка ко этому,
И он вспомнил тут свою да родну матушку:
«Не велела мне да родна матушка
Уезжать-то дáлече в чистó поле,
Да и ко тем горам ко Сорочинским,
Да и ко тем норáм да ко змеиным,
Не велела мне-то ездить ко Пучай-реке,
Да не за то ли здесь мне ныне бедушка?»
И он еще нырнул от бережка до бережка,
Выходил Добрыня на крутой берег,
Тут Змеище Горынище проклятый,
Он стал на Добрыню искры сыпати,
Он стал жечь да тело белое!
У того ли молодого у Добрынюшки
Не случилось ничего во белых ручушках,
Да и нечем со Змеи́щем поборотися!
Поглянул-то как молоденький Добрынюшка
По тому ли по крутому по бережку —
Не случилось ничего на крутом берегу,
Ему нечего взять в белы ручушки,
Ему нечем со Змеи́щем поборотися!
Он сыплет искрой негасимою,
Он жжет его да тело белое!
Увидал только молоденький Добрынюшка,
Увидал он на крутом на берегу —
Тут лежит колпак да земли греческой;
Он берет тот колпак да во белы ручки,
Он со той ли со досадушки великой —
Да ударил он Змеища Горынища:
Еще пал-то Змей да на сыру землю,
На сыру-то землю пал — во ковыль траву!
Молодой Добрынюшка Никитич,
Он ведь смелый был и сноровистый:
Да вскочил-то он Змеи́щу на белы груди,
Распластать-то ему хочет груди белые,
А и хочет срубить да буйны головы!
Тут Змеище Горынище взмолился:
«Ты молоденький Добрынюшка Никитич!
Не убей меня, да Змея лютого,
Да пусти-ка полетать по белу свету!
Мы напишем записи да промеж собой,
Да великие записи, немалые:
Не съезжаться бы век пó веку в чистом поле,
Нам не делать боя-драки промежду собой,
Боя-драки, кроволития великого!»
Молодой-то Добрынюшка Никитич
Он скорёшенько сходил да со белых грудей,
Написали они записи промеж себя,
Те великие-то записи, немалые:
«Не съезжаться бы век пó веку в чистом поле,
Нам не делать боя-драки, кроволитьица».
Тут молоденький Добрынюшка Никитич,
Он скорёшенько бежал да ко добру коню,
Надевал свою одёжицу снарядную,
Выезжал Добрыня во чисто поле
Посмотреть на Змеища Горынища,
Да которым он местечком полетит!
Полетел как Змей по чисту полю,
Да и летел-то Змеище через Киев-град,
Ко сырой земле Змеище припадал всё:
Унес он у князя у Владимира,
Унес он племянницу любимую,
Распрекрасную Забавушку Путятичну!
Тут приехал Добрыня в стольный Киев-град.
Да на свой Добрыня на широкий двор,
Да сходил Добрынюшка с добра коня,
Подбегал к нему паробок любимый,
Он и брал коня да богатырского,
Да и вел его в конюшенку в стоялую,
Стал добра коня да он рассёдлывать,
Да стал паробок добра коня кормить-поить,
Он кормить-поить да ухаживать;
Тут молоденький Добрынюшка Никитич,
Он прошел своей палатой белокаменной,
Заходил он во столовую во горенку
Ко своей ко родной да ко матушке —
Тут ничем Добрынюшка не хвастает!
Как молоденький Добрынюшка Никитич
На почестен пир ко князю стал похаживать;
Тут ходил Добрынюшка и день, другой,
Да ходил Добрынюшка и третий день;
Тут Владимир князь-то стольнокиевский,
Он по горенке да и похаживает,
Он словечко, государь, да выговаривает:
«Ай же вы мои князи и бояре,
А и сильные-то русские богатыри,
Еще все волхвы да все волшебники!
Есть ли в нашем городе во Киеве
Тот, кто съездил бы во чисто поле,
Ко тем славным ко горам да Сорочинским,
Ко тем славным ко норам да ко змеиным,
Кто бы мог сходить во норы во змеиные,
Кто бы мог достать племянницу любимую,
А прекрасную Забавушку Путятичну?»
Таковых людей во граде не находится:
И не могут съездить во чисто поле,
Ко тем славным ко горам ко Сорочинским,
Да ко тем норам да ко змеиным!
Тут Владимир князь да стольнокиевский,
А и по горенке да князь похаживал,
Он словечко, государь, да выговаривал:
«Ай же вы мои князи и бояре,
А и сильные-то русские богатыри!
Задолжал-то я земле неверной:
У меня-то дани есть неплаченые
За двенадцать лет да с половиною!»
Подходил-то он к Михайлушке ко Пóтыку,
Говорил Михайле таковы слова:
«Ты, Михайло Потык, сын Иванович!
Ай ты съезди-ка во землю в политовскую,
К королю-то к Чубадею Политовскому,
Отвези-ка дани за двенадцать лет,
За двенадцать лет да с половиною!»
Подошел он к старому-то казаку да к Илье Муромцу,
Говорил Владимир таковы слова:
«Ай ты старый казак да Илья Муромец!
А ты съезди-ка во землю да во шведскую,
Отвези-ка дани за двенадцать лет,
За двенадцать лет да с половиною!»
Тут Алешенька Попович по горенке похаживает,
Он словечко князю выговаривает:
«Ты, Владимир князь да стольнокиевский,
А и накинь-ка ты служебку великую,
Да велику служебку — немалую,
На того на молодого на Добрынюшку,
Чтобы съездил он в далече чисто поле,
Ко тем славным горам ко Сорочинским,
Да сходил бы он во норы во змеиные,
Отыскал твою племянницу любимую,
А прекрасную Забавушку Путятичну,
А привез бы он Забаву в стольный Киев-град,
Да к тебе, ко князю, на широкий двор,
Да привел бы во палаты белокаменные,
Да он подал бы тебе ее во белы руки!»
Тут Владимир князь да стольнокиевский,
Подходил он к молодому Добрынюшке,
Говорил Добрыне таковы слова:
«Ты молоденький Добрынюшка Никитич!
Налагаю на тебя я служебку великую,
Да и великую служебку — немалую:
А ты съезди-ка в далече во чистó поле,
Ко тем славным горам ко Сорочинским,
Да сходи-ка ты во норы во змеиные,
Отыщи-ка ты племянницу любимую,
А прекрасную Забавушку Путятичну,
Привези-ка ты ее во стольный Киев-град,
Приведи-ка мне в палаты белокаменные,
Да подай-ка ты Забаву во белы руки!»
Тут молоденький Добрынюшка Никитич,
Он за столиком сидит — сам запечалился,
Запечалился сам, закручинился;
Выходил он из-за столиков дубовых,
Выходил он из палаты белокаменной,
Он с честнá пира шел да не весело,
Приходил в свои палаты белокаменные,
Проходил он во столову свою горенку
Ко своей ко родной он ко матушке,
Говорит Добрыне родна матушка:
«Ай ты свет мой, мое чадо любимое,
Да и молоденький Добрынюшка Никитич!
Что с честна пира пришел да не весел ты?
То ли местечко в пиру было не пó чину?
Али чарою в пиру тебя приобнесли?
Али службу получил да ты великую?»
Говорил Добрыня родной матушке:
«Ай же, свет, моя ты рóдна матушка!
Как в пиру-то место было пó чину,
Еще чарой во пиру меня не обнесли,
Ай Владимир князь да стольнокиевский
Наложил он на меня службу великую,
Ай великую служебку, немалую:
Велел съездить мне во далече чистó поле,
Ко тем славным ко горам ко Сорочинским,
Он велел сходить во норы во змеиные,
Отыскать велел племянницу любимую,
А прекрасную Забавушку Путятичну,
Привезти велел ее во стольный Киев-град,
Привезти ко князю на широкий двор,
Привести ее в палаты белокаменные,
Подать князю ее да во белы руки!»
Говорила тут Добрыне родна матушка:
«Ты молоденький Добрынюшка Никитич!
А ты ешь-ка, пей да на покой ложись,
А и утро будет мудренее вечера!»
Тут молоденький Добрынюшка Никитич,
Он поел-то ествушек сахарных,
Да попил-то питьицев медвяных,
Молодой Добрыня на покой прилег,
А по утрушку да то ранёхонько,
До исхода зари да ранней утренней,
До вставанья да красна солнышка
Да и будила-то Добрыню родна матушка:
«А вставай-ка ты, молоденький Добрынюшка!
Да ты делай дело повелённое,
Сослужи-ка служебку великую!»
Молодой Добрынюшка Никитич,
Он скорéнько встал да от крепка сна,
Умывался-то Добрынюшка белёшенько,
Одевался он да и скорёшенько,
Выходил он из палаты белокаменной
Да на свой на славный на широкий двор,
Приходил он во конюшенку стоялую,
Брал коня Добрыня богатырского,
И седлал Добрынюшка добра коня,
Выезжал Добрыня с широка двора,
Тут заплакала Добрынюшкина матушка,
Говорила она да таковы слова:
«Я Добрынюшку бессчастного спорóдила!
Как войдет-то он во норы во змеиные,
Да войдет ко тем ко змеям лютым,
Порасточат-то его да тело белое,
Еще выпьют из Добрыни они кровушку!»
Тут молоденький Добрынюшка Никитич,
Он поехал по раздольицу чисту полю:
Еще день-то за днем — будто дождь дождит,
А неделя за неделей — как река бежит!
Да он день ехал по красному по солнышку,
Он ночь ехал по светлому по месяцу,
Он подъехал ко горам ко Сорочинским,
Стал он ездить по раздольицу чисту полю,
Стал он малых змеенышей потаптывать —
И он проездил целый день с утра до вечера,
Притоптал он много-множество змеенышей!
Услыхал молоденький Добрынюшка:
Его добрый конь да богатырский,
Стал на ноги да конь припáдывать;
Тут молоденький Добрынюшка Никитич
Берет плеточку шелкову во белы руки,
И он бил коня да богатырского:
Первый раз его ударил как промеж ушей,
Другой раз его ударил да промежду ног,
Промеж ног его ударил, промеж задних,
Да он бил коня не со жалостью —
Да со всей он силой богатырскою!
Его добрый конь да богатырский,
По чисту полю он стал поскакивать,
По целой версте он стал помахивать,
По колени стал в земелюшку погря́зывать,
Из земелюшки стал ножки он выхватывать;
По сенной копне земельку он вывёртывал,
За три выстрела он камешки откидывал!
И от ног своих змеенышей отряхивал —
Потоптал он всех малых змеенышей!
Подъезжал Добрынюшка ко норам ко змеиным,
Становил коня он богатырского,
Да сходил Добрыня со добра коня,
Он на матушку да на сыру землю,
Облачался тут молоденький Добрынюшка,
Во доспехи он да в свои крепкие,
Саблю брал свою он вострую,
На бело плечо копье клал мурзамецкое,
Он под левую да и под пазушку
Полагал он палицу булатную,
Под кушак он клал шалыгу подорожную —
И он пошел в те норы во змеиные!
Приходил он к норам ко змеиным —
Там затворами затворено всё медными,
Да подпорами подпёрто всё железными,
Так нельзя войти во норы во змеиные!
Тут молоденький Добрынюшка Никитич —
А подпоры он железные откидывал,
Да затворы-то он медные отдвигивал,
Он прошел во норы во змеиные!
А во тех-то норах во змеиных
Много-множество да полонов сидит,
Полоны сидят да всё русские,
А сидят-то там князи да бояре,
Сидят русские могучие богатыри!
Захотелось молодому Добрынюшке,
Захотелось Добрыне полоны посчитать —
И пошел он по норам по змеиным,
Насчитал как полонов много-множество,
И дошел он до Змеища до Горынища;
У того-то у Змеища у проклятого
Как сидит Забавушка Путятична!
Говорил Добрыня таковы слова:
«Ай же ты Забавушка Путятична!
Ты вставай скорéнько на резвы ноги,
Выходи-ка ты из нор да из змеиных,
Мы поедем-ка с тобой да в стольный Киев-град:
За тобой я езжу да и странствую
Далеко-далече по чистым полям,
Да хожу я по норам по змеиным!»
Говорит ему Змеище как Горынище:
«Ты молоденький Добрынюшка Никитич!
Не отдам тебе Забавушки Путятичны
Я без боя, без драки-кроволития!
А у нас-то с тобой записи написаны
Да у той ли у славной у Пучай-реки;
Не съезжаться б нам в раздольице чистом поле,
Нам не делать боя-драки, кроволития
Да промеж собой бы нам великого!
Ты приехал ко горам ко Сорочинским,
Потоптал ты малых змеенышей,
Выпускаешь полоны русские,
Увезти хочешь Забавушку Путятичну!»
Говорил тут ему молоденький Добрынюшка:
«Ай же ты Змеище проклятый!
А когда ты полетел от Пучай-реки,
Да зачем же ты летел через Киев-град,
Да почто же ты унес у нас Забавушку Путятичну?»
И убил Добрынюшка Змеища-то Горынища!
А и брал он Забавушку за ручушки за белые,
Брал ее за перстни за злачёные
Да повел ее из нор он из змеиных;
Говорил Добрыня таковы слова:
«Ай же вы полоны, да все русские!
Выходите-ка из нор вы из змеиных,
И ступайте-ка да по своим землям,
По своим землям, да по своим домам!»
Как пошли полоны эти русские
А из тех из нор да из змеиных,
Так и сделался да шум великий!
Тут молоденький Добрынюшка Никитич,
Приходил Добрыня ко добру коню,
А и сажал Забаву на добра коня,
Да и поехал-то Добрыня в стольный Киев-град;
Он приехал к князю на широкий двор,
Да сходил он со добра коня,
Опускал с коня Забавушку Путятичну
И повел ее в палаты белокаменны,
Да он подал князю ее Владимиру —
Во его во белые во ручушки!..
А тут этой старинушке славу поют.
Оставьте первый комментарий