Говорит Добрыня, сын Никитич,
Своей государыне родной матушке:
«Ах ты ой, государыня родна матушка!
Ты на что меня, Добрынюшку, несчастного спорóдила?
Спородила бы, государыня родна матушка,
Ты бы беленьким горючим меня камешком,
Завернула бы в тонкий льняной рукáвичек,
Опустила бы меня во синё море —
Я бы век, Добрыня, в море лежал,
Я не ездил бы, Добрыня, по чистý полю,
Не убивал бы я, Добрыня, неповинных душ,
Не проливал-то крови я напрасно бы,
Не слезил бы Добрыня отцов-матерей,
Не вдовил бы Добрыня молодых бы жен,
Не сирóтил бы малых детушек!»
Ответ держит государыня его матушка:
«Я бы рада тебя, дитятко, спорóдити
Таланом-участью в Илью Муромца,
Силою бы в Святогора-богатыря,
Смелостью в смелого Алешу Поповича,
Красотой бы в Иосифа Прекрасного 1,
А походкою бы тебя щапливою
Во того Чурилу да во Плёнковича!
А сколько тех достоинств есть в тебе,
Других же достоинств нам Бог не дал,
Других Бог не дал, не пожаловал!»
Скоро-нáскоро Добрыня коня седлал,
Поезжал Добрыня во чисто поле,
Провожала Добрыню родна матушка —
Простилася, воротилася,
Домой пошла, сама заплакала,
Начала по палатам похаживать,
Начала голосом голосить
Жалобнёхонько она, с при́четью…
У той было у стремени у правой —
Провожала Добрыню любимая жена,
Молода Настасья, дочь Никулична,
Сама говорила таково слово:
«Когда Добрынюшка домой будет,
Когда ждать Добрыню из чиста поля?»
Отвечал Добрыня, сын Никитич:
«У меня ты да стала спрашивать —
А и я тебе стану сказывать:
Ожидай Добрынюшку три года,
Если в три года не буду — жди другие три,
А как исполнится времени шесть годов,
Да не буду я домой из чиста поля,
Поминай меня, Добрынюшку, убитого,
А тебе-ка, Настасья, воля вольная:
Хоть вдовой живи, хоть замуж поди,
Хоть за князя поди, хоть за боярина,
А хоть за русского могучего богатыря,
А только не ходи за моего брата за назвáного,
За смелого за Алешу за Поповича!»
Как и стали дожидать его три года:
А и день за днем — будто дождь дождит,
А неделя за неделей — как трава растет,
А и год за годом — как река бежит;
Прошло тому времени да три года —
Не бывал Добрыня из чиста поля!
Стали ожидать его другие три:
Опять день за днем — будто дождь дождит,
А неделя за неделей — как трава растет,
А год за годом — как река бежит!
Прошло тому времени шесть уже лет —
Не бывал Добрыня из чиста поля…
Во ту пору, во то время
Приезжал Алеша из чиста поля,
Привозил он весточку нерадостну,
Что нет жива Добрыни да Никитича!
Тогда сударыня рóдна его матушка
Жалобнёшенько она о нем плакала,
Слезила она очи ясные,
Скорбила она лицо белое
По своем рожоном дитятке,
По молодом Добрыне Никитиче;
Стал солнышко Владимир тут похаживать,
Настасью Никуличну посватывать:
«Как тебе жить молодой вдовой,
Молодой век свой коротати?
Поди замуж хоть за князя, хоть за боярина,
Хоть за русского могучего богатыря,
А хоть за смелого Алешу Поповича!»
Отвечала Настасья, дочь Никулична:
«Я исполнила заповедь мужнюю:
Я ждала Добрыню целых шесть годов —
Не бывал Добрыня из чиста поля;
Я исполню заповедь свою женскую:
Я прожду Добрынюшку другие шесть годов;
Как исполнится времени двенадцать лет,
Да успею я и в ту пору замуж пойти!»
Опять день за днем — будто дождь дождит,
А неделя за неделей — как трава растет,
А и год за годом — как река бежит!
Прошло тому времени другие шесть годов,
Исполнилось верно двенадцать лет —
Не бывал Добрынюшка из чиста поля!
Стал солнышко Владимир тут похаживать,
Настасью Никуличну посватывать,
Посватывать, подговаривать:
«Как тебе жить молодой вдовой,
Молодой свой век коротати?
Поди замуж хоть за князя, хоть за боярина,
А хоть за русского могучего богатыря,
А хоть за смелого Алешу Поповича!»
Не пошла Настасья ни за князя, ни за боярина,
Ни за русского могучего богатыря,
А пошла замуж за смелого Алешу Поповича.
Пир идет у них третий день,
Сегодня им идти ко Божьей церкови,
Принимать с Алешей по златý венцу —
А Добрыня оказался у Царьграда,
У Добрыни конь спотыкается!
«Ах ты волчья сыть, ты медвежья шерсть!
Ты зачем сегодня спотыкаешься?»
Провещал ему его добрый конь
Ему голосом человеческим:
«Ты хозяин мой, да любимый мой!
Над собой невзгодушки не ведаешь:
Молода твоя Настасья, дочь Никулична,
Она замуж пошла за смелого Алешу за Поповича!
Пир идет у них уже третий день,
Сегодня им идти ко Божьей церкови,
Принимать с Алешей злат венец!»
Разгорячился Добрынюшка Никитич,
Он берет да плеточку шелкóвую,
Он бьет буркá да промежду ног,
Промежду ног между задних,—
Что стал его бурушка поскакивать
С горы нá гору, с холма нá холмы,
И реки, озёра перескакивать,
Широкие раздолья между ног пускать!
Как не ясный сокол в перелёт летит —
Добрый молодец перегон гонит;
Не воротами ехал — через стену городовую,
Мимо той башни наугольной,
Ко тому подворью ко вдовиному!
На двор заехал, не сказавши кто,
В палаты идет бездокладочно —
Не спрашивал у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Всех он взáшей прочь отталкивал,
Смело проходил в палаты он во вдовии!
Крест он кладет по-писаному,
Поклон он кладет по-ученому,
Пречестной вдове да он в особину:
«Ты здравствуешь, честна вдова Амелфа Тимофеевна!»
Вслед идут придверники, приворотники,
Сами говорят таково слово:
«Пречестна вдова Амелфа Тимофеевна!
Как этот да удалый добрый молодец
Наехал из чиста поля скорым гонцом,
Нас не спрашивал, у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Всех нас взáшей прочь отталкивал!»
Говорит ему честна вдова:
«Ах ты ой удалый добрый молодец!
Ты зачем заехал на сиротский двор
И в палаты идешь бездокладочно?
Кабы было живо мое чадо милое,
Молодой Добрыня, сын Никитич,
Отрубил бы он тебе буйну голову
За твои поступки неумильные!»
Говорит Добрыня, сын Никитич:
«Не напрасно ли вы согрешаете?
А я вчера с Добрыней поразъехался —
Добрыня поехал ко Царьграду,
А я поехал да ко Киеву;
Наказывал мне братец мой названый
Спросить про его милу жену,
Про молоду Настасью Никуличну —
Где же есть она, Настасья свет Никулична?» —
«Добрынина родима жена замуж пошла,
Пир идет у них уже третий день,
Сегодня им идти ко Божьей церкови!
А и в ту ль было пору, в те шесть лет,
Приезжал Алеша из чиста поля,
Привозил он весточку нерадостну,
Что нет жива Добрыни Никитича:
Убит лежит во чистом поле —
Буйна голова испроломана,
Могучи плечи испрострелены,
Головой лежит чрез ракитов куст».
Говорил Добрыня, сын Никитич:
«Наказывал братец мне названый:
Коль случится быть тебе на пиру во Киеве,
Ты возьми мое платье скоморошье,
И гусельки возьми ярóвчатые,
В новой горенке возьми на столике».
Принесли ему платье скоморошье,
И гусельки ему яровчатые —
Обрядился молодец скоморошиной,
Пошел он тут да на почестный пир.
Идет Добрыня на княженецкий двор,
А и в палаты идет бездокладочно —
Не спрашивал у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Всех он взашей прочь отталкивал,
Смело проходил в палаты княженецкие;
Крест он кладет по-писаному,
Поклон он ведет по-ученому,
Солнышку Владимиру в особину,
Сам говорит таково слово:
«Здравствуй, солнышко Владимир стольнокиевский,
Со своей княгиней со Апраксией!»
Вслед идут за ним — жалобу творят:
«Солнышко Владимир стольнокиевский!
Как этот удалый добрый молодец
Наехал из поля скорым гонцом
И теперь идет скоморошиной —
Он не спрашивал у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Всех нас взашей прочь толкал,
Не спросясь проходил в палаты княженецкие!» —
«Ах ты ой, удалый скоморошина!
Ты зачем идешь на княженецкий двор,
На княженецкий двор, не сказавши кто,
Во палаты идешь бездокладочно —
Не спрашивал у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников?»
Скоморошина речи не принимает,
Скоморошина в речи не вслушивается:
«Скажи, где есть наше место скоморошеское?»
Во сердцах говорит Владимир стольнокиевский:
«Как и ваше место скоморошеское
На той на печке на муравленой,
На муравленой печке — на зáпечке!»
Он вскочил скоро на место на показанное,
На ту на печку на муравленую,
Натягивал тетивочки шелкóвые,
Как те струночки золоченые,
Начал он по стрункам похаживать,
Начал он голосом поваживать,
Играет-то как в Царьграде,
А наигрыш берет всё в Киеве!
Тут все на пиру призамолкнули,
Все от старого и до малого,
Сами говорят таково слово:
«Что не быть удáлому скоморошиной 2,
А и быть русским богатырем,
Быть удалым добрым молодцем!»
Говорил Владимир стольнокиевский:
«Ах ты ой, удалой скоморошина!
Ты спускайся с печки из зáпечья,
Садись-ка ты за дубов стол хлеба кушати,
Станем белые лебедушки мы рушати!
За твою игру да за веселую
Дам тебе я три места любимых:
Первое место — сядь подле меня,
Другое место — супротив меня,
А третье место — куда сам захочешь,
Куда сам захочешь, куда пожалуешь!»
Не сел скоморошина подле князя,
Не сел скоморошина против князя,
А садился скоморошина на скамеечку
Супротив княгини запорученной 3,
Говорит удал скоморошина:
«Ах ты солнышко Владимир стольнокиевский!
Благослови мне налить чару зелена вина,
Поднести эту чару, кому я знаю,
Кому я знаю, еще пожалую».
Как он налил чару зелена вина,
Он опустил в чару золот перстень,
Подносил княгине запорученной,
Сам говорил таково слово:
«Молода Настасья, дочь Никулична!
Прими эту чару единой рукой,
Да выпей-ка чару единым духом:
Буде выпьешь до дна, так увидишь добра,
А не выпьешь до дна — не увидишь добра!»
Она приняла чару единой рукой,
Да и выпила чару единым духом,
Как увидела в чаре свой злат перстень,
Свой злат перстень, что с Добрыней обручалася,
Сама говорит таково слово:
«Солнышко Владимир стольнокиевский!
Не тот мой муж, который подле меня,
А тот мой муж, который супротив меня,
Сидит мой муж на скамеечке,
Подносит мне чару зелена вина!»
Сама выскочит из-за стола из-за дубового,
Упала Добрыне в резвы ноги:
«Прости, прости, Добрынюшка Никитич,
В той вине прости меня, в глупости,
Что не по твоему наказу я сделала —
За Алешу Поповича замуж пошла!»
Говорил Добрыня, сын Никитич:
«Не дивлюсь я разуму-то женскому,
Что волос-то дóлог, да ум кóроток:
Их куда ведут, они туда идут;
А дивлюсь я солнышку Владимиру
С молодой княгиней со Апраксией:
Солнышко Владимир — тот тут сватом был,
А княгиня Апраксия — свахою,
Они у живого мужа жену просватали!»
Тут к солнышку Владимиру стыд пришел…
А и говорил Алешенька Попович млад:
«Прости, прости, братец мой названый,
Что я посидел подле твоей любимой жены,
Подле молодой Настасьи Никуличны!» —
«В той вине, братец, тебя Бог простит,
Что ты посидел подле моей любимой жены,
Подле молодой Настасьи Никуличны,
А другой вины тебе, братец, не прощу:
Как приезжал ты из чиста поля в первые шесть лет,
Привозил ты весточку нерадостную,
Что нет жива Добрыни Никитича,
Что убит лежит он в чистом поле —
Буйна голова испроломлена,
Могучи плечи испрострелены,
Головой лежит чрез ракитов куст!
Как тогда государыня родна матушка
Жалобнёшенько по мне плакала,
Слезила она свои очи ясные,
Скорбила свое лицо белое,—
Этой вины тебе не прощу!»
Ухватил Алешку за желты кудри,
Выдернул Алешку чрез дубовый стол,
Бросил Алешку о кирпичен пол,
Начал шалыгою охаживать!
Всяк-то, братцы, на веку женится,
А не дай Бог женитьбы той Алешиной…
Тут взял Добрыня любимую жену,
Молодую Настасью, дочь Никуличну,
И пошел он к государыне родной матушке.
Век про Добрыню стáрину скажут —
Синему морю на тишину,
Вам, добрым людям, на послýшанье!
Оставьте первый комментарий