У князя было у Владимира,
У киевского солнышка Всеславьевича,
Было пированьице почестное,
И честное, и хвальное, и радостное —
Для многих князей и бояр,
Для богатых заморских купцов,
Для сильных, могучих богатырей;
Вполсыта все наедалися,
Вполпьяна все напивалися,
Промеж себя все похвалялися:
Сильный хвалится силою,
Богатый хвалится богачеством,
Купцы хвалятся товарами,
Товарами хвалятся заморскими,
Бояре хвалятся поместьями,
Поместьями хвалятся, вотчинами,
Один только из всех не хвалится,
Не хвалится Данила Денисьевич;
Тут возговорит сам Владимир-князь:
«Ох ты гой еси, Данилушка Денисьевич!
Еще что ты у меня ничем не хвалишься?
Али нечем тебе похвалитися?
Али нету у тебя золотой казны?
Али нету у тебя молодой жены?
Али нету у тебя платья цвéтного?»
Ответ держал Данила Денисьевич:
«Уж ты батюшка наш Владимир-князь!
Есть у меня золота казна,
Есть у меня молода жена,
Еще есть у меня и платье цветное!
Нечто так это я призадумался…»
Тут пошел Данила с широка двора.
Как возговорит Владимир-князь:
«Ох вы гой есте, мои князья-бояре!
Уж вы все у меня пережéнены,
Только я один холостой хожу;
Вы ищите мне невестушку хорошую,
Вы хорошую и пригожую,
Чтоб лицом красна 1 и умом умна,
Чтобы знала русскую грамоту
И чтенье-пенье церковное,
Чтобы было кого назвать вам матушкой,
Величать бы кого государыней!»
Как с левой было со сторонушки —
Тут возговорит Мишаточка, Путятин сын:
«Уж ты батюшка, Владимир-князь!
Много ездил я по иным землям,
Много видел я королевичен,
Много видел я и из ума пытал:
Которая лицом красна — умом не умна,
Которая умом умна — лицом не красна!
А не нахаживал я такой красавицы,
Не видывал я такой пригожницы,
Как у того ли у Данилы у Денисьевича,
Как той ли Василисы Никуличны:
И лицом она красна, и умом умна,
И в русской горазда грамоте,
И чтенье-пенье знает церковное;
Еще вот кого назвать нам матушкой,
Величать-то нам государыней!»
Это слово князю не показалося,
Владимиру словечко не полюбилось;
Тут возговорит батюшка Владимир-князь:
«Еще где это видано, где слыхано:
От живого мужа жену отнять!»
Приказал Мишаточку он казнить-вешати,
А Мишаточка Путятин приметлив был —
На иную сторону перекинулся:
«Уж ты батюшка, ты Владимир-князь!
Погоди меня скоро казнить-вешати,
Прикажи, государь, слово молвити!
Мы Данилушку пошлем во чисто поле,
Что во те ли луга Левани́довы,
Мы ко ключику пошлем его к гремячему,
И велим поймать птичку белогóрлицу,
Принести ее к обеду княженецкому;
Что еще убить ему вепря лютого,
Принести его к обеду княженецкому!»
Это слово князю показалося,
Владимиру словечко полюбилося;
Тут возговорит да старый казак,
Старый казак да Илья Муромец:
«Уж ты батюшка Владимир-князь!
Изведешь ты ясного сокола —
Не поймать тебе белой лебеди!»
Это слово князю не показалось,
Посадил Илью он Муромца во погреб,
Сам садился он на зóлот стул,
Он писал ярлыки скорописные,
Посылал их с Мишаточкой в Чернигов-град.
Тут поехал Мишаточка в Чернигов-град,
Прямо он поехал ко двору ко Данилину,
На двор он въезжает бездокладочно,
Во палатушку входит — не снял шапочки!
Тут возговорит Василиса Никулична:
«Ты невежа, ты невежа, неотецкий сын!
Для чего ты, невежа, эдак делаешь:
Ты на двор-то въезжаешь бездокладочно,
Во палаточку входишь — не снял шапочки?»
Ответ держит Мишаточка, Путятин сын:
«Ох ты гой еси, Василиса Никулична!
Не своей я волей к вам в гости зашел,
Прислал меня сам батюшка Владимир-князь
Со теми ярлыками скорописными!»
Положил ярлычки — сам вон пошел.
Стала Василиса ярлыки смотреть,
Заливалася она горючими слезами,
Снимала с себя платье цветное,
Надевала на себя платье молодецкое,
Садилась она на добра коня,
Садилась — ехала во чисто поле
Искать мила дружка своего Данилушку;
Нашла она Данилу свет Денисьевича,
Возговорит ему таково слово:
«Ты надёженька-надёжа, мой сердечный друг,
Да уж молодой Данила Денисьевич,
А и последнее нам с тобой свиданьице!
Поедем-ка с тобою к широку двору…»
Тут возговорит Данила Денисьевич:
«Ох ты гой еси, Василисушка Никулична!
Погуляем-ка в остатки во чистом поле,
Побьем с тобой гуськов да лебёдушек!»
Погулявши, поехали к широку двору,
Возговорит Данила свет Денисьевич:
«Вынеси-ка мне малый колчан да каленых стрел!»
А и несет она большой колчан,—
Возговорит Данилушка Денисьевич:
«Ты невежа, ты невежа, неотецкая дочь!
Чего ради ты, невежа, ослушáешься?
Аль не знаешь над собою старшего?»
Василисушка на это не прогневалась
И возговорит ему таково слово:
«Ты надёженька, мой сердечный друг,
Да уж молодой Данилушка Денисьевич!
Лишняя стрелочка тебе пригодится:
Пойдет она не на князя, не на боярина,
Пойдет она на своего брата-богатыря!»
Поехал Данила во чисто поле,
Что во те луга Леванидовы,
Что ко ключику ко гремячему
И к колодезю приехал ко студёному,
Берет Данила трубочку подзорную,
Глядит ко городу ко Киеву:
Не белы снеги забелелися,
Не черные грязи зачернелися —
Забелелася, зачернелася сила русская
На того ли на Данилу на Денисьевича!
Тут заплакал Данила горючими слезами,
Возговорит он таково слово:
«Знать, гораздо я князю стал ненадобен,
Знать, Владимиру-князю не слуга я был!»
Берет Данила саблю вострую,
Прирубил Денисьевич силу русскую;
Погодя того времени малёшенько
Берет Данила трубочку подзорную,
Глядит ко городу ко Киеву:
Не два слона во чистом поле слоняются,
Не два сыра дуба шатаются —
Слоняются-шатаются два богатыря
На того ли на Данилу на Денисьевича:
Его родной брат Никита Денисьевич
И названый брат Добрыня Никитич!
Тут заплакал Данила горючими слезами:
«Уж и вправду Владимир-князь осердился!
А и где это слыхано, где видано:
Брат на брата с боем идет!»
Берет Данило свое вострое копье,
Тупым концом втыкает во сыру землю,
А на вострый конец сам упал:
Вспорол себе Данила груди белые,
Закрыл Денисьевич очи ясные!
Подъезжали к нему два богатыря,
Заплакали об нем горючими слезами;
Поплакамши, назад воротилися,
Сказали князю Владимиру:
«Не стало Данилы свет Денисьевича,
Не стало удалого богатыря!»
Тут собирается Владимир во поездочку,
Садился в золотую он колясочку,
Поехали ко городу Чернигову,
Приехали ко двору ко Данилину,
Восходят во терем Василисин,
Целовал ее Владимир в уста сахарны;
Возговорит Василиса Никулична:
«Уж ты батюшка Владимир-князь!
Не целуй меня в уста во кровавые —
Без моего друга Данилы Денисьевича!»
Тут возговорит Владимир-князь:
«Ох ты гой еси, Василиса Никулична!
Наряжайся ты в платье цветное,
В платье цветное-подвенечное!»
Наряжалась она в платье цветное,
Да взяла с собой булатный нож;
Поехали они ко городу ко Киеву,
Поравнялися с лугами Леванидовыми,
Тут возговорит Василиса Никулична:
«Уж ты батюшка Владимир-князь!
Пусти меня проститься с милым дружком —
Со тем ли Данилой Денисьевичем!»
Посылал он с ней двух богатырей;
Подходила Василиса ко милу дружку,
Поклонилась она Даниле Денисьевичу,
Возговорит она двум богатырям:
«Ох вы гой есте, мои вы два богатыря!
Вы подите скажите князю Владимиру,
Чтобы не дал мне валятися во чистом поле,
Во чистом поле со милым дружком —
Со тем ли Данилой Денисьевичем!»
Берет Василиса свой булатный нож,
Вспорола себе Василисушка груди белые,
Закрыла Василисушка очи ясные!
Заплакали по ней два богатыря,
Пошли они ко князю ко Владимиру:
«Уж ты батюшка Владимир-князь,
Не стало нашей матушки Василисы Никуличны!
Перед смертию она нам промолвила:
„Ох вы гой есте, мои два богатыря,
Вы подите скажите князю Владимиру,
Чтобы не дал мне валятися во чистом поле,
Во чистом поле со милым дружком —
Со тем ли Данилой Денисьевичем!”»
Приехал Владимир во Киев-град,
Выпускал Илью Муромца из погреба,
Целовал его в головку, во темечко:
«Правду сказал ты, старый казак,
Старый казак — Илья Муромец!»
Жаловал его шубой соболиною,
А Мишатке жаловал смолы котел! 2
Оставьте первый комментарий